Кризис старых духовных ценностей требовал какого-то социально-психологического замещения их. Искать замену в пределах греко-римского культурного круга было бесполезно, потому что его мыслители еще долго не могли преодолеть обаяния идей, созданных полисным миром, который формально продолжал существование еще в течение столетий. Правда, в более скромных социальных слоях, не затронутых учениями философов, отмечены и сообщества такого типа, где подготавливалась моральная атмосфера, в которой позднее могло расцвести христианское учение. Уже в I в. до н. э. в Малой Азии сложились общины митраистов (см. лекцию 18). В Греции еще ранее, со времен расцвета полиса, существовали и продолжали существовать в период империи общины орфиков. Учение их возводилось к древнему мифическому певцу и музыканту Орфею, якобы нисходившему в преисподнюю в тщетной попытке высвободить оттуда свою супругу Эвридику. Признавая весь пантеон греко-римских божеств, орфики переосмысляли мифы о них в этико-символическом духе: из яйца Хроноса («Времени») родился Эрос — божество любви и света, который и создал первичный мир, лишь видоизмененный Зевсом и олимпийскими богами. Орфики учили, что душа человека проходит круг перевоплощений, но он может быть сокращен «орфической» жизнью, которая предполагала презрение к плоти и аскетизм; выходя из круга перевоплощений, душа человека вступала в вечный мир блаженства и божественного бессмертия.
Учение орфиков, однако, тоже не могло ответить на болезненные вопросы эпохи — хотя бы потому, что не порывало с уже опостылевшими «полисными» культами и с культом императора, делая упор на самосовершенствование в пределах существующей системы ценностей. Еще важнее было то, что орфические общины были тайными, строго замкнутыми группами. Но трудно отрицать, что и орфизм подготавливал среди населения империи многие идеи будущего христианства — прежде всего идею неокончательности смерти, возможности бессмертия для каждого праведника и воздаяния человеку по делам его в загробном бытии.
На Ближнем Востоке дело обстояло по-иному. Здесь уже по крайней мере с VI в. до н. э. возникли эсхатологические течения — мистика абсолютного будущего, ожидания прихода спасителя мира для учреждения нового, окончательного и безупречно справедливого порядка на земле. Ожидание спасителя было свойственно многим направлениям зороастрийской религии, но особенно характерно было упование на будущего спасителя «помазанника» для течений, слагавшихся на почве ветхозаветной религии, видимо, не без влияния зороастризма. В связи с перипетиями эллинистической истории, с многократными переселениями этнических групп — и в том числе иудеев — во все концы эллинистического мира ветхозаветные идеи получали все более широкое распространение. Иудеи, принадлежащие к «диаспоре» (выселенцы из Палестины), занимались привлечением новообращенных в ортодоксальный иудаизм, но, кроме того, в разных местах образовывались, как мы уже видели («Расцвет древних обществ», ), различные более или менее обособленные группы и течения, такие, как терапевты в Египте, ессеи в Иудейской пустыне у Мертвого моря, сторонники Иоанна «Крестителя», а затем и многие другие. Для всех них были характерны не только эсхатологические чаяния вообще, но и ожидание избавления, которое будет принесено в «конечные времена» конкретным лицом. Для ортодоксальных иудеев это должен был быть непременно потомок древнего царя Давида, помазанный Богом в цари («помазанник» по-древнееврейски машиах , по-гречески мессия или христос ); ожидалось, что он восстановит конкретное государство, но не в его прежнем виде, а в виде идеального, утопически-справедливого царства, доступного только праведникам, выполнявшим боговдохновенный «Закон» Торы, или Пятикнижия, приписывавшегося Моисею. Вера в приход мессии утвердилась по крайней мере еще с VI в. до н. э. Часто считали, что перед пришествием мессии будет новое явление пророка Илии, который якобы не умер, а вознесся живым на небо и может вновь появиться на земле в «конечные времена». Другие религиозно-этические движения сходного происхождения сохраняли веру в будущее пришествие мессии, хотя рассматривали его более в нравственном аспекте. Как уже говорилось («Расцвет древних обществ», лекция 20), иудеи считали, что Яхве заключил со своим народом особый «завет» (договор, материальным признаком которого было обрезание: оно должно было отличать поклонников Яхве от всякого другого народа). Новые секты и религиозные движения стали выдвигать идею о Новом завете, т. е. новом договоре между богом и людьми, основанном на более высоких нравственных требованиях единого божества к личности человека. Представление о таких личных отношениях между богом и человеком не могло сложиться в хаотическом мифологическом мире греко-римской культуры — оно могло сложиться лишь на почве монотеизма, веры в одного бога, лицом к лицу с которым оказывается человек. Монотеизм же реально существовал в I в. до н. э. — I в. н. э. только в учениях, развившихся на библейской почве. Кроме того, именно здесь неизбежно было наиболее резкое столкновение с официальной идеологией Римской империи: монотеизм был абсолютно несовместим с идеологическим обоснованием империи — культом императора как одного из «божеств».
2. СОСТАВ ИСТОЧНИКОВ ПО ИСТОРИИ НАЧАЛЬНЫХ СТАДИЙ ХРИСТИАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ
Генезис христианства принадлежит к проблемам, которые могут ставиться исторической наукой в двух различных планах — более общем и более узком. Возведение эсхатологизма в новое качество и одновременно его преодоление, приведшее к возникновению христианства, было обусловлено общественно-психологической ситуацией Римской империи. Систематически прослеживать эту обусловленность и означает решать в широком плане проблему возникновения христианства. Материал для решения проблемы в таком плане более чем обилен: по сути дела, это вся совокупность наличных данных о повседневной жизни, духовной тревоге, идейных исканиях жителей Римской империи в начале нашей эры.
Совсем другое дело — постановка проблемы генезиса христианства в узком плане, т. е. реконструирование фактической истории малозаметных событий в Палестине I в. н. э., послуживших началом собственно христианского движения. Как уже не раз отмечалось многими советскими историками, вопрос о фактической достоверности того или иного события или об историчности того или иного лица — это не мировоззренческий, а фактографический вопрос. В качестве такового он и должен решаться. Но при этом полезно напомнить, как Энгельс, сам разрабатывавший проблему происхождения христианства исключительно в широком плане, протестовал против попытки Бруно Бауэра вообще снять постановку этой проблемы в узком плане: «Разумеется, Бауэр, как и все, кто борется с закоренелыми предрассудками, во многом далеко хватил через край. Чтобы установить на основании также и литературных источников влияние Филона и особенно Сенеки на формирующееся христианство, а новозаветных писателей представить прямыми плагиаторами упомянутых философов, Бауэру пришлось отнести возникновение новой религии на полсотни лет позже, отбросить не согласующиеся с этим сообщения римских историков и вообще позволить себе большие вольности при изложении истории. По его мнению, христианство как таковое возникает только при императорах из династии Флавиев, а новозаветная литература — только при Адриане, Антонине и Марке Аврелии. Вследствие этого у Бауэра исчезает и всякая историческая почва для новозаветных сказаний о Иисусе и его учениках; эти сказания превращаются в легенды, в которых фазы внутреннего развития первых общин и духовная борьба внутри этих общин переносятся на более или менее вымышленные личности» .
Необходимо отметить, что вплоть до 60-х годов значительная часть советских исследователей, захваченная пылом борьбы с «закоренелыми предрассудками», шла скорее за Бауэром, чем за Энгельсом, утрируя даже передержки «хватившего через край» Бауэра. Так, например, если для Бауэра новозаветные авторы — «настоящие плагиаторы» более ранних писателей — Филона (ум. около 40 г. н. э.) и Сенеки (ум. в 65 г. н. э.), то для Р. Ю. Виппера это плагиаторы Плутарха (ум. после 119 г. н. э.), что гораздо более странно с точки зрения хронологии, да и в прочих отношениях.
С течением времени накопление нового материала (в частности, кумранские открытия, находки в Египте фрагментов евангелий, относящихся к началу II в. н. э., общее развитие научных теорий мифотворчества) создало предпосылки для более строгого отношения к фактам и евангельской традиции; это ощущается, в частности, в последних работах И. Д. Амусина, М. М. Кубланова, И. С. Свенцицкой, А. Ч. Козаржевского.
Ф. Энгельс, критиковавший тюбингенскую школу за то, что она сохраняет все евангельские рассказы, отбрасывая только чудеса, и Бруно Бауэра — за его гиперкритицизм, писал, что между этими границами лежит истина и что «новые находки, в особенности в Риме, на Востоке и прежде всего в Египте помогут в этом вопросе гораздо больше, чем какая угодно критика» . Открытия, сделанные в послевоенные годы, оправдывают эти слова Ф. Энгельса.
Для историка обобщающие схемы и принципиальные конструкции никогда не могут заменить конкретность фактов и персоналий. Постановка проблемы генезиса христианства в широком плане не отменяет постановку этой проблемы и в узком плане. Однако с источниками во втором случае дело обстоит куда менее благополучно, чем в первом.
Разумеется, особую ценность имели бы сообщения об Иисусе из Назарета и его первых последователях, исходящие от «сторонних» и постольку более или менее «незаинтересованных» свидетелей — римских хронистов первой половины и середины I в. н. э. К сожалению, вся актуальная историография ранней империи, предшествующая Тациту и Светонию, утрачена (за единственным исключением конспективного труда Веллея Патеркула, набросанного к тому же слишком рано — в 29 г.).
Упоминание христианства у Тацита вкраплено в рассказ о знаменитом пожаре Рима при Нероне в 64 г. н. э., подавшем повод к слухам о намеренном поджоге. «И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время, это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев». После этого историк описывает казни христиан, оформленные как зрелище. Нет никаких оснований считать это место подложным или хотя бы интерполированным. Другой вопрос, какую информацию оно содержит. По достоверным сведениям, имевшимся у Тацита, к 64 г. христианство существовало, дошло до Рима и было уже настолько известно столичному обывателю, что могло пригодиться официозной пропаганде в качестве политического козла отпущения. Все это само по себе важно. Однако дает ли это сообщение сведения о начале христианского движения? Тацит писал в 116—117 гг. В эти годы о том, что христианство зародилось в Иудее, что основателем его был некто «Христос», казненный римскими властями, и что при этой казни играл какую-то роль прокуратор Понтий Пилат, можно было услышать от первого встречного христианина (а ведь друг Тацита Плиний Младший лично допрашивал христиан в Вифинии). «Анналы» Тацита — гораздо более ценный источник для истории римской стадии христианства, чем для истории его палестинской стадии.
То же самое в еще большей степени относится к сообщению Светония об императоре Клавдии: «Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом , он изгнал из Рима». Из-за этого «Хреста», о котором Светоний больше ничего не знает, при Клавдии происходили беспорядки в римской еврейской общине.
На этот раз мы узнаем, что, по-видимому, не только Нерону но еще его предшественнику Клавдию пришлось в какой-то мере считаться с фактом мессианского движения последователей Иисуса. Стоит вспомнить о рескрипте того же императора Клавдия от 41 г. к александрийцам, текст которого был обнаружен на папирусе, найденном в 1920 г. в Египте. Император в несколько темных выражениях запрещает александрийским иудеям приглашать к себе иудеев из Сирии и Египта, разносящих «как бы некий общий недуг всей вселенной».
Толкование этого рескрипта вызывает споры, нельзя быть вполне уверенным, что в нем идет речь именно о христианстве; но он, во всяком случае, говорит о распространении из Сирии и Египта учений, связанных с библейской традицией и опасных для империи. В этом смысле свидетельство рескрипта смыкается с сообщением Светония о распространении христианства при Клавдии; но все это, к сожалению, еще не может дать нам в руки сведения о самих палестинских истоках христианства.
Естественно обратиться к историку Палестины Иосифу Флавию (37 — около 100 г.). В его «Иудейских древностях» (XX, 199—201) сообщается под 62 г. об убиении Иакова, «брата Иисуса, прозванного Христом», и есть раздел о самом Иисусе (XVIII, 63—64); этот раздел сразу резко разочаровывает исследователя: в нем бросаются в глаза заявления о мессианском достоинстве и даже божественности Иисуса, которые никак не могут принадлежать верующему иудею, каким был Иосиф, но только верующему христианину, каким он ни в коем случае не был. Безусловно, раздел испорчен переделками и вставками (интерполяциями) христианских переписчиков; но правильно ли считать его в полном объеме одной большой интерполяцией, или можно попытаться вычленить его подлинное ядро, отбросив наслоения? Этот вопрос до недавнего времени был предметом острой, но довольно безрезультатной дискуссии, пока в 1971 г. семитолог Ш. Пинес не доказал при помощи строгого филологического анализа, что первоначальный подлинный текст сохранился в средние века в ближневосточном рукописном предании благодаря раннему переводу «Иудейских древностей» на сирийский язык с оригинала, еще не подвергнувшегося христианской переработке. Этот сирийский перевод сообщения Иосифа об Иисусе сберегла для науки цитата из него (по-арабски) во «Всемирной истории» («Китаб аль-унван») христианского историка X в. Агания с прямой ссылкой на Иосифа Флавия . Интересующее нас место читается так:
«...В это время был мудрый человек по имени Иисус. Его образ жизни был похвальным, и он славился своей добродетелью; и многие люди из числа иудеев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и смерть; однако те, кто стали его учениками, не отреклись от своего ученичества. Они рассказывали, будто он явился им на третий день после своего распятия и был живым. В соответствии с этим он-де и был Мессия, о котором пророки предвещали чудеса...»
В отличие от переделанного христианским редактором греческого текста здесь нет ни сомнений в человеческой сущности Иисуса, ни упоминания о его чудесах, ни возложения ответственности за его смерть на иудейских старейшин (противоречащего общей тенденции сочинений Иосифа); что касается воскресения Иисуса и его мессианского достоинства, то они всецело оставлены на совести Иисусовых учеников. Это голос не враждебный, но чуждый христианству. Иначе говоря, отпадают все препятствия к тому, чтобы рассматривать весь раздел в таком виде как подлинный текст Иосифа Флавия (конечно, со скидкой на несущественные деформации, возникшие при последовательном переводе с греческого на сирийский и с сирийского на арабский).
Другое из двух главных сочинений Иосифа Флавия — «Иудейская война» — было написано в двух вариантах: по-гречески — с расчетом на римскую публику и по-арамейски — с расчетом на иудейскую публику. Сохранился только греческий вариант, в котором христианство ни разу не упомянуто, что само по себе довольно понятно: официозному историографу династии Флавиев, доказывающему грекоязычному читателю историческую правоту империи и политическую безобидность иудейства, не к чему было распространяться о мессианских движениях. Что касается древнего славянского перевода «Иудейской войны», возможно хотя бы отчасти восходящего к арамейскому подлиннику и доносящего колоритные подробности о политическом фоне выступления и гибели Иисуса, то проблема этого перевода является одной из самых интересных, но и самых спорных проблем источниковедения. Формулировать ее итоги еще не время.
Иносказательные упоминания об Иисусе и ранних палестинских христианах (минам — «еретиках», «отщепенцах») в Талмуде представляют собой довольно позднюю (II—V вв. н. э.) запись своеобразного «фольклора» раввинских школ за полтысячелетия. Устное предание имеет свои свойства: оно крайне легко искажает факты, но порой очень цепко удерживает образ. Анекдоты и слухи о начале христианства, записанные в Талмуде, не отличаются в этом отношении от всех других анекдотов и слухов. Сообщаемые в них данные не следует ни переоценивать, ни отвергать целиком.
Христианская литература первых десятилетий дошла главным образом в составе канонического сборника, носящего название «Новый завет»; это комплекс религиозных сочинений, выбранных церковью среди им подобных как наиболее адекватное выражение новой веры, прибавленных к Септуагинте и вместе с ней составляющих христианскую Библию. Отбор новозаветного канона в основном произошел во II в., но завершился только к концу IV в. В него входит 27 сочинений различных жанров: четыре «Евангелия» , примыкающие к ним «Деяния апостолов», 21 «послание» (поучения в эпистолярной форме), из которых 14 принадлежат или приписываются традицией апостолу Павлу, а остальные — апостолам Петру (два), Иоанну Богослову (три), Иакову и Иуде (по одному), и, наконец, «Откровение Иоанна Богослова», или «Апокалипсис» — фантастическая картина грядущего конца мира. Все эти сочинения сохранились на греческом языке — международном языке Восточного Средиземноморья, там, где традиция сообщает о семитическом (еврейском или арамейском) подлиннике, как в случае с «Евангелием от Матфея», этот подлинник утрачен.
Четыре «Евангелия» составлены в форме рассказа о жизни и проповеди Иисуса, о его смерти и воскресении. Наиболее краткое и, возможно, самое древнее «Евангелие от Марка» ничего не говорит ни о происхождении, ни о детстве и юности своего героя; рассказ начинается прямо с того, что аскет и пустынник Иоанн «Креститель» (не смешивать с Иоанном «Богословом», учеником Иисуса, которому приписывается авторство ряда новозаветных текстов) выступает с проповедью покаяния и крестит своих последователей в реке Иордан (т. е. подвергает их ритуальному омовению, укорененному в иудейских религиозных традициях), предсказывая при этом приход «более сильного», чем он сам; как бы в ответ на эти слова Иисус приходит из Галилеи к Иоанну и принимает крещение. В самый момент обряда Иисус (по другой интерпретации текста — Иоанн) имеет видение: над ним разверзаются небеса, Дух божий (упоминаемый в Ветхом завете, но ни там, ни в Новом завете еще не признаваемый одной из трех ипостасей Божества, как позже у христиан) спускается к нему в виде голубя, и глас с небес утверждает Иисуса в мессианско-царственном звании «Сына Божия». Подготовившись сорокадневным уединением в пустыне, Иисус возвращается в родную Галилею на севере Палестины и начинает свою проповедь с возвещения мессианского времени («исполнились времена», «приблизилось царство божие», «покайтесь!»). Описываются призвание им первых учеников (апостолов — греч. «посланцев ») из среды рыбаков Тивериадского озера, его странствия, преимущественно в Галилее, творимые им чудеса. Об учении Иисуса в этом Евангелии говорится мало. Постоянный мотив — столкновения с иудейскими ортодоксами из числа господствующих религиозных течений фарисеев и саддукеев (и отчасти с учениками Иоанна «Крестителя»), в связи с тем что Иисус, во-первых, проявляет непринужденность по отношению к запретам иудейской религиозной практики (например, нарушает предписание абсолютного бездействия в субботу), во-вторых, притязает на право прощать людям их грехи, принадлежащее-де только богу, и, в-третьих, поддерживает «оскверняющее» общение с отверженными грешниками. Далее рассказывается о чудесном видении: поднявшись с тремя избранными учениками на «высокую гору» (отождествленную позднейшей традицией с горой Табор, в другом произношении — Фавор), Иисус явился им «преображенным», в засиявших одеждах, и на их глазах беседовал с Моисеем и Илией — легендарными пророками древности. После этого приведены изречения Иисуса, осуждающие богатство и утверждающие самоотверженную готовность на добровольное страдание в качестве решающего критерия духовной жизни . Наконец, накануне главного иудейского праздника — пасхи — Иисус приближается к Иерусалиму, въезжает в этот город на случайно найденном осленке, принимает приветствие от народной толпы, обращающейся к нему с ритуальными возгласами как к царю-мессии, и властно изгоняет из помещений Иерусалимского храма менял и торговцев жертвенными животными. «Подосланные» люди задают ему опасный вопрос; допустимо ли платить налоги императору? (Если Иисус ответит отрицательно — он разоблачит себя как подстрекатель к сопротивлению, если он ответит утвердительно — он восстановит против себя свободолюбивых «ревнителей» веры.) Иисус просит подать ему римскую монету и спрашивает, чье изображение и чье имя на ней отчеканены. Этот вопрос уже содержит в себе ответ: «Возвращайте цезарево — цезарю, а божье — богу» . Вслед за тем Иисус предсказывает неудачу иудейской освободительной борьбы и разрушение Иерусалима; он отвергает также традиционное обозначение мессии как «сына Давидова», переводя таким образом понятие мессии из области политики в область религии. Все это не спасает его от смертельной опасности: старейшины решают предать его суду синедриона, чтобы затем выдать на казнь римским властям (синедрион был лишен права приговаривать к смерти). Иисус в кругу двенадцати ближайших учеников тайно справляет обряд пасхального ужина (так называемая Тайная Вечеря), во время которой предсказывает, что один из учеников предаст его, а затем подает ученикам хлеб и вино, называя их своим телом и своей кровью, а себя уподобляя жертвенному пасхальному ягненку (прообраз христианской евхаристии — «причастия»). Ночь он проводит с учениками на Масличной горе в предместье Иерусалима, «ужасается и тоскует», просит троих самых избранных апостолов бодрствовать вместе с ним и в смертельной тоске обращается к богу с молитвой: «Авва Отче! Все возможно для тебя; пронеси эту чашу мимо меня! Но пусть будет не так, как я хочу, но как ты хочешь». После этого приходит один из учеников, по имени Иуда Искариот, вместе с вооруженными приверженцами иудейских старейшин; он подходит к Иисусу и целует его — это знак, кого надо схватить. Ученики разбегаются, Иисус отведен на суд синедриона, где подтверждает свое притязание на мессианское достоинство, за что старейшины выносят ему (предварительный) смертный приговор. Ранним утром Иисуса ведут к римскому прокуратору Иудеи Понтию Пилату для подтверждения приговора. Пилат спрашивает Иисуса, считает ли тот себя царем иудеев, и получает утвердительный ответ. Однако Пилат явно сомневается в политической серьезности дела и не прочь спасти необычного узника. По обычаю к празднику пасхи можно было помиловать одного осужденного; Пилат предлагает Иисуса, но толпа требует помиловать вместо него некоего Варавву, «который во время мятежа совершил убийство» . Иисуса ждет участь бесправных — телесное наказание и затем распятие на кресте. Его ведут на место казни (Голгофу) и распинают между двумя разбойниками. Описываются его страдания на кресте в течение шести часов и последние слова: это цитата из библейского псалма («Боже мой, Боже мой, почему ты меня оставил?»), приведенная не по-гречески, как остальной текст, и не по-древнееврейски, как в подлинном псалме, а на родном галилейско-арамейском наречии Иисуса: «элохи́, элохи́, ламма́ шебактани́? » Тело Иисуса было выдано одному знатному иудею и спешно похоронено в каменном саркофаге, в пещере, в присутствии двух последовательниц Иисуса. На следующий день была пасхальная суббота — день, когда по иудейским верованиям нельзя ничего делать и нельзя никуда ходить. Когда же по истечении субботы Мария Магдалина и еще две женщины («мироносицы») пришли, чтобы омыть и умастить благовониями тело Иисуса, саркофаг оказался пуст, а на его краю сидел «юноша, облеченный в белую одежду», который сказал, что Иисус из Назарета «восстал и его здесь нет» и что ученики увидят его в Галилее. Женщины в изумлении и страхе ушли. Дальнейший текст содержится не во всех рукописях, и многие исследователи считают его неподлинным. Кратко повествуется о явлениях Иисуса Марии Магдалине и «в другом образе» двум неназванным ученикам; оба раза видевшие не встретили к себе доверия. В конце изображается, как еще одно явление происходит перед всеми одиннадцатью апостолами, после чего они идут на всемирную проповедь новой веры. На этом кончается «Евангелие от Марка».
Другие евангелия прибавляют к рассказу новые черты. По-видимому, одним из главных препятствий к тому, чтобы иудеи признали в Иисусе мессию, было его скромное происхождение из семьи галилейского плотника. Поэтому «Евангелие от Матфея» и «Евангелие от Луки» предлагают списки предков Иисуса, возводящие его к царю Давиду и прародителю Аврааму. Плотник Иосиф оказывается обедневшим отпрыском царского рода. Далее подчеркивается, что рождение Иисуса по особому стечению обстоятельств произошло не в безвестном галилейском Назарете, но в «Давидовом» городе Вифлееме, с которым были связаны древние пророчества о мессии. Оба евангелия рассказывают, что Иисус был чудесно зачат и рожден девственной матерью; «обручник» (фиктивный супруг) девы Марии — Иосиф был только приемным отцом таинственного младенца, он усыновил его как потомок древней династии Давидидов. «Евангелие от Матфея» повествует об астрологах из Месопотамии («волхвах»), которые были приведены звездой на поклон новорожденному мессии, «Евангелие от Луки» — о вифлеемских пастухах, которых научил поклоняться младенцу явившийся им ангел. Жизнеописание Иисуса у обоих этих евангелистов в общем сходно с тем, которое дано у Марка, хотя порядок событий несколько иной, детализация более обстоятельна, чудесному отведено больше места.
Но главное отличие состоит в том, что в эти евангелия введено большое количество афоризмов и притч (др.-евр. машалим ), приписываемых Иисусу. Так называемая Нагорная проповедь особенно пространно дана в «Евангелии от Матфея» , она содержит этико-религиозную программу христианства.
На место древней этики любви к «братьям», к «своим» по крови поставлен универсалистский идеал любви ко всем людям, объемлющей друзей и врагов; на место заповеди возмездия — заповедь прощения; на место принципа деловой озабоченности — требование презирать все земные заботы, не думать о завтрашнем дне и ждать «конечных времен». В «Евангелии от Луки» особенно много притч, и среди них такая известная, как притча о блудном сыне, иллюстрирующая мысль об открытом грешнику прощении.
Что касается «Евангелия от Иоанна», то в нем жизнеописание Иисуса существенно отличается от того, которое предложено в первых трех евангелиях, настолько, что его трудно, даже невозможно согласовать с повествованием первых трех евангелий. Здесь упомянуты события совсем иные, действие происходит преимущественно в Иудее и специально в Иерусалиме, а не в Галилее. Именно «Евангелие от Иоанна», по существу, впервые подчеркивает божественность Иисуса. Этому евангелию предпослан богословский пролог, звучащий как гимн, в котором идет речь о «Логосе» (др.-греч. «слово», «мысль», «смысл») как втором лице бога, существовавшем до начала времен и воплотившемся в Иисусе. Этот пролог — начало христианской теологии .
Многозначительное название канонического христианского сборника «Новый завет», включающего кроме евангелий и другие части, обусловлено сложной эволюцией идей. Как уже упоминалось, в основе иудейства лежит представление о «союзе» или «договоре» («завете») между богом и человеком (или общиной людей), в силу которого человек принимает заповеди бога и творит на земле его волю, а бог охраняет человека и ведет его к спасению. Термин «Новый союз» («Новый завет») встречается в VI в. до н. э. у пророка Иеремии (гл. 31, ст. 31); затем, что особенно важно, он служил самоназванием кумранской общины ессеев (II в. до н. э.— I в. н. э.). Христианство жило верой в то, что новый союз бога с людьми осуществлен в результате примирительной миссии и жертвенной смерти Христа. В отличие от кумранской секты в обиходном языке христианства термин «Новый завет» стали прилагать не к самой общине, а к сумме канонических текстов, в которых видели новые заповеди, заменяющие «ветхий» Моисеев «Закон» (Тору). Слово «новый», вошедшее в обозначение самой чтимой книги христиан, как нельзя лучше передает эсхатологический историзм раннехристианской религиозности; члены христианских общин чаяли космического обновления и сами ощущали себя «новыми людьми», вступившими в «обновленную жизнь».
Каждое евангелие, входящее в Новый завет, представляет собой не только рассказ, но «весть», не только жизнеописание Иисуса, но прежде всего проповедь о Христе, Сыне Бога. Евангельские тексты прежде всего предназначались для культовых чтений-декламаций на общинных собраниях, для богослужения, их композиция определена логикой литургического (богослужебного) мышления, а словесная ткань — литургическим ритмом.
Наиболее характерно в этом отношении «Евангелие от Иоанна». Вообще миф о раннем христианстве без обрядов и таинств не соответствует исторической действительности. Внешняя примитивность и скудность обрядов молодой и гонимой церкви сочеталась с тем, что само слово евангельских текстов, тоже очень простое и необработанное, воспринималось по своей внутренней установке как ритуальное, богослужебное (литургическое) слово, словесное «действо» и «таинство». Такому слову отводилось особое место в жизни, с чем должен постоянно считаться источниковедческий анализ.
Первые три евангелия, которые ввиду общности материала принято в отличие от четвертого называть «синоптическими», не столь иитенсивно литургичны в каждой своей фразе, как «Евангелие от Иоанна», а «Евангелие от Луки» выявляет даже сознательную ориентацию на стандарты и нормы «мирской» эллинистической историографии; однако и они предполагают скорее заучивание наизусть, ритмическую, распевную рецитацию и замедленное вникание в отдельные единицы текста, чем обычное для нас читательское восприятие. Это роднит их с другими «священными» книгами Востока, например с Кораном (само арабское название которого выражает идею громкого чтения вслух), с «Ведами», с текстами буддийского канона.
Важная источниковедческая проблема — выяснение относительной и абсолютной хронологии евангельских текстов, а также их зависимости или независимости друг от друга. К началу XX в. была разработана схема, до сих пор служащая с известными модификациями отправным пунктом для многих исследователей: «Евангелие от Марка» и гипотетический, искусственно реконструируемый текст под кодовым обозначением Q (от нем. Quelle — «источник») рассматриваются как база, на которой построены «Евангелия» от Матфея и Луки, причем к Q восходят речения Иисуса, общие для Матфея и Луки , но не встречающиеся у Марка. Предполагается, что «Евангелие от Марка» и Q возникли до падения Иерусалима в 70 г., «Евангелия» от Матфея и от Луки — между 70—90 гг., «Евангелие от Иоанна» — между 90 и 120 г. (последняя датировка подкрепляется находкой в Египте папирусного фрагмента четвертого евангелия, который относится к первой трети II в.).
Вопрос о датировке новозаветных текстов и об их связи с палестинской стадией христианства будет, без сомнения, еще не раз пересматриваться в связи с новыми публикациями кумранских текстов и новыми археологическими открытиями.
3. ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ И ПРОБЛЕМА ЕГО ДОСТОВЕРНОСТИ
Поскольку наука, не связанная религиозным вероучением, не имеет никаких оснований априорно принимать или априорно отвергать евангельский рассказ в каждой его детали, перед ней встает проблема критики источника.
В поисках реальной основы для такой критики необходимо помнить, что тексты евангелий — отнюдь не плод вольного литературного или религиозно-философского творчества. Уже в самом процессе своего становления они были жестко привязаны к совершенно конкретной утилитарной задаче: служить закреплением и подсобным инструментом проповеди, которой они и были порождены.
Из этого вытекает практический вывод: целесообразно попытаться выделить в составе евангельского повествования такие моменты, которые по своим ассоциациям, реально доступным для людей той эпохи и так или иначе всплывающим в текстах, могли лишь помешать делу христианской пропаганды и скомпрометировать саму проповедь. Если это удастся сделать, очевидно, что совокупность указанных моментов даст тот минимум безусловно непридуманных фактов (достоверных уже своей невыгодностью), которые не связанная религиозными догмами история обязана принять. Разумеется, вовсе не каждый подлинный факт непременно должен быть неудобным для пропагандируемого учения, но зато каждое неудобное сообщение должно восходить к подлинному факту, ибо провозвестник христианского учения был не в таком положении, чтобы взваливать себе на шею бремя этих неудобств иначе, как под давлением истины.
Целесообразно как можно полней использовать все еще недостаточно оцененный способ выяснить, какие именно пункты евангельского повествования были неудобны. Для этого нужно установить, что вызывало желание задним числом «исправить». Возможность эта связана с рассмотрением евангелий на фоне апокрифов, апологетических толкований и тому подобной несколько более поздней литературы. Чтобы определить, чем являются канонические евангелия, полезно для начала понять, чем они не являются, а для этого нет лучшего пути, чем прочувствовать контраст между ними и апокрифами. В апокрифах (как позже и в житиях апостолов и святых) царит ничем не сдерживаемая стихия эллинистической ареталогии (жанра повествований о чудесах) и восточного мифа (а порой, как в рассказах «Фомы Израильтянина» о детстве Иисуса, и восточной сказки). Фантазия работает в них так же беспрепятственно — и порой с такой же странной убедительностью,— как в сновидениях: чего стоит рассказ «Деяний апостола Иоанна» о том, как Христос дорастает головой до неба, как великан, а после этого оборачивается карликом и больно щиплет поставленного в тупик Иоанна за подбородок, приговаривая с таинственным видом: «Иоанне, не будь неверующим, но верующим и не умствуй!» Тот же апокриф расписывает, как один из апостолов видит Христа в образе статного мужа, а другой апостол — одновременно в образе младенца. Даже в сдержанном «Евангелии от евреев» можно было прочитать, что Дух Святой за один волосок перенес Иисуса по воздуху на гору Фавор, а в «Евангелии от Петра», столь близком по времени и стилю к каноническим, крест сам шествует и говорит. Неверие оказывается в апокрифах незамедлительно посрамленным: рука дерзкой повивальной бабки, усомнившейся в девстве Марии, отсыхает; раб, ударивший на пиру апостола Фому, оказывается растерзанным еще до окончания этого пира; и даже мальчишка, сломавший запруду, которую соорудил маленький Иисус, поражен недугом. Извечная человеческая мечта о компенсации унижений исполняется в апокрифах, точь-в-точь как в сновидениях.
Читая апокрифы, мы видим, какими были бы канонические евангелия, если бы евангелист рассказывал события так, как хотелось ему самому, его слушателям и его читателям. Вот один пример. В «Евангелии от Марка» мы читаем поразительное свидетельство о том, что в Назарете, где Иисуса встречали с недоверием, как слишком привычного земляка, он «не мог совершить никакого чуда... и дивился неверию их» (гл. 6, с. 5). Одного этого достаточно, чтобы высоко оценить совестливость рассказчика и понять, что он здесь, во всяком случае, не мифограф. Перед нами вовсе не какое-то особо тактичное и сдержанное применение установок жанра ареталогии, а некая противоположность этим установкам: получается, что, хотя чудотворство Иисуса реально для верующих, именно там, где оно было бы нужно, чтобы по всем правилам посрамить неверующих, заткнуть им рты, принудить к вере эффектным, показательным чудом, его как раз и нет, оно куда-то пропадает.
Конечно, дело совсем не в том, что евангелические рассказы сколько-нибудь правдоподобнее апокрифических. Элемент чуда играет в канонических евангелиях очень важную роль: Иисус описывается в них как чудесно родившийся, чудесно преображавшийся, чудесно исцелявший и чудесно воскресший. Впрочем, история рождения Христа, присутствующая только у Матфея и Луки, имеет свой особый колорит, отнюдь не характеризующий евангельское повествование в целом . Без этого элемента евангелие в принципе могло обойтись, как это видно на примере двух других евангелистов; напротив, оно не могло обойтись без чудесных исцелений и чуда воскресения. Но надо различать чудеса сказочно-мифологического характера от превращения молвою определенных совершившихся событий в чудеса. Нет никакого сомнения в том, что Иисус из Назарета жил в народной памяти как чудотворец. Истории известен ряд хорошо засвидетельствованных случаев, когда люди, в исторической реальности которых нет ни малейших сомнений, с полной искренностью и серьезностью считали себя и считались другими за чудотворцев, за сердцеведов, читающих мысли, и т. п. (вспомним хотя бы французскую народную героиню Жанну д‘Арк). Разумеется, относясь к Иисусу как к «чудотворцу», евангелисты могут время от времени говорить условным языком установившихся жанров, и соответственные случаи давно отмечены. Но когда стоит вопрос о своеобычности евангелий и достоверности евангельского рассказа, важно не то, какие черты ареталогии есть в евангелиях, а то, каких черт этого жанра там решительно нет. И в этом смысле одна фраза «Евангелия от Марка» о том, как чудотворец «не смог» совершить чуда перед буднично настроенными земляками — не то что не пожелал, а именно не смог,— важнее многих сверхъестественных эпизодов, ибо она ощутимо выявляет границу благочестивой стилизации, предел, положенный ей реальностью.
Авторы всех четырех евангелий, как и вообще их единоверцы, твердо убеждены в телесном воскресении Иисуса после смерти; они могли бы сказать на языке Павловых посланий: «Если Христос не воскрес, вера наша тщетна» («I Послание к коринфянам», гл. 15, ст. 14). Однако это характеризует именно веру евангелистов, но отнюдь не их рассказ в его собственно историческом аспекте. Для характеристики последнего существенно отметить, что ни в одном из четырех евангелий само по себо «событие» воскресения не описано (в отличие от апокрифов Петра и Никодима, где живописуется, как ангелы выводят Христа из гроба, причем головы ангелов доходят до неба, а голова Христа превышает небесный свод). Евангельский рассказ сначала фиксирует только пустой гроб, позже — и явление Христа ученикам, причем для веры это означает воскресение, для неверия — нет (из самого евангельского рассказа мы узнаем, что пустой гроб был тут же истолкован официальными инстанциями Иерусалима как инсценировка — ученики-де выкрали тело; что касается «явлений» и «видений», то они в древние времена нередко бывали засвидетельствованы среди определенных, возбужденных какими-либо реальными событиями групп населения). Как проповедники, евангелисты возвещают свою веру и ручаются за нее; но как рассказчики в собственном смысле слова, они и здесь поступают, как и везде,— не дают воли своей фантазии. Даже в рассказе о воскресении мы имеем дело не с мифологическим эпосом: триумф Иисуса над враждебными силами остается явным только для поверивших, но лишен доказательности и показательности, лишен наглядности.
На фоне общей картины полного внешнего провала дела Иисуса, закончившегося его осуждением законными властями как иудейской общины, так и Римского государства, позорным унижением и смертью, можно отметить еще ряд деталей, для нашего восприятия менее броских, но тогда достаточно важных; сочинителям мифов выдумывать их было бы по меньшей мере неразумно. Таково, во-первых, происхождение Иисуса из Галилеи. С точки зрения иудейской богословской мудрости «Галилея языческая» была населена не слишком высоконравственными и даже не очень-то умными людьми (гелилаа шоте — «бестолковый, галилеянин», говорится в Талмуде.) Галилейская Тивернада, в окрестностях которой происходят евангельские события,— это новостройка Ирода Антипы, названная в честь царствующего императора Тиберия и поначалу населенная преимущественно язычниками. Приозерный городок Капернаум, избранный Иисусом для первых мессианских выступлений, ни разу не упоминается в Ветхом завете и лишь однажды случайно назван в автобиографии Иосифа Флавия. А Назарет, родина Иисуса, вообще нигде не упомянут — ни в библейских текстах, ни у Иосифа, ни в талмудической литературе (это привело к тому, что некоторые ученые вообще считали Назарет выдумкой евангелистов, основанной на ложной этимологии прозвища «назорей», которое означает человека, принявшего на себя определенные ритуально-аскетические запреты; однако наукой теперь доказано существование Назарета уже в I в. до н. э.— I в. н. э.).
Действительно ли Иисус по особому стечению обстоятельств родился в легендарном Вифлееме, городе мессианских пророчеств, связанном с памятью царя Давида, наука знать не может, да это и не предствляет для нее интереса. Но не приходится сомневаться, что его детство и юность прошли в безвестном галилейском городке, просто потому, что измышление такой подробности практически невозможно, ибо противоречит интересам повествователей, и это важно для историка, поскольку дает возможность конкретизировать представления об этнической и социальной среде, из которой вышел Иисус.
Признание историчности Иисуса не имеет отношения к вопросу о бытии божьем, к атеизму, зато оно позволяет ввести частные обстоятельства возникновения важного фактора человеческой истории, каким явилось христианство, в конкретную рамку социальных условий определенного места и времени.
Приведенные нами выше аргументы убеждают не всех историков-марксистов. Однако, с нашей точки зрения, нет серьезных оснований сомневаться в том, что в первой половине I в. н. э. в Палестине, преимущественно в Галилее, действовал странствующий «учитель» по имени Иисус (Иешу́а) , который имел в своем образе жизни и общественном статусе много общего с раввинами своей эпохи, но также и с аскетами ессейского типа, хотя сам не входил ни в круг раввинов, ни в какой-либо сектантско-аскетический «орден» вроде кумранской общины;
что среда, из которой он вышел и которая первой приняла его проповедь,— это галилейские бедняки, подпадавшие наряду с общим социально-экономическим гнетом Рима и собственных богачей еще и духовному давлению из Иерусалима и как раз в I в. н. э. давшие множество свободолюбцев и бунтарей, например из секты зелотов;
что он в начале своей деятельности пришел к Иоанну «Крестителю» и дал совершить над собой главный обряд «крестительской» общины, тем самым продемонстрировав принципиальную солидарность с ее эсхатологическими чаяниями и нравственными принципами;
что после этого он основал собственную общину и объявил себя (или дал себя объявить) носителем и провозвестником наступающего мессианского времени ;
что его проповедь, направленная прежде всего неимущим и встречающая наибольший отклик среди них, принципиально обращалась ко всем категориям палестинского общества, допуская к нему в отличие от фарисейской и ессейской проповеди также и «нечистых», религиозно отверженных лиц, почему его последователи и смогли обратить проповедь к неиудеям и превратить локальное галилейское движение в мировую религию Средиземноморья;
наконец, что он был казнен римскими властями в результате сговора между ними и иерусалимской верхушкой, так что политическому осуждению Иисуса со стороны римлян предшествовало его религиозное осуждение со стороны санхедрина (синедриона).
Так обстоит дело с наличным преданием о событиях до казни Иисуса. Проповедь Иисуса стала зерном учения, развивавшегося далее уже на греко-римской почве (см. подробно в лекции 18).
Трудно найти такую религию, которая бы настолько мощно повлияла на судьбу человечества, как это сделало христианство. Казалось бы, возникновение христианства изучено достаточно хорошо. Об этом написано безграничное количество материала. На этой ниве трудились церковные авторы, историки, философы, представители библейской критики. Это и понятно, ведь речь шла о величайшем феномене, под влиянием которого фактически сложилась современная западная цивилизация. Однако еще много тайн хранит одна из трех мировых религий.
Возникновение
У создания и развития новой мировой религии запутанная история. Возникновение христианства окутано тайнами, легендами, предположениями и допущениями. Не так много известно об утверждении этого учения, которое сегодня исповедует четверть населения планеты (около 1,5 млрд человек). Это можно объяснить тем, что в христианстве значительно отчетливее, чем в буддизме или исламе, присутствует сверхъестественное начало, вера в которое обычно порождает не только благоговение, но и скептицизм. Поэтому история вопроса подвергалась значительным фальсификациям различными идеологами.
Кроме того, возникновение христианства, его распространение было взрывообразным. Процесс сопровождался активной религиозно-идеологической и политической борьбой, значительно исказившей историческую истину. Споры по этому вопросу продолжаются до настоящего времени.
Рождение Спасителя
Возникновение и распространение христианства связано с рождением, деяниями, смертью и воскрешением всего одной личности - Иисуса Христа. Основой новой религии стала вера в божественного Спасителя, биографию которого подают главным образом Евангелия - четыре канонических и многочисленные апокрифические.
В церковной литературе достаточно подробно, в деталях, описывается возникновение христианства. Кратко попытаемся передать основные события, запечатленные в Евангелиях. В них утверждается, что в городе Назарете (Галилея) простой девушке («деве») Марии явился архангел Гавриил и возвестил о предстоящем рождении сына, но не от земного отца, а от Духа Святого (Бога).
Мария родила этого сына во времена иудейского царя Ирода и римского императора Августа в городе Вифлееме, куда она отправилась уже вместе со своим мужем, плотником Иосифом, для участия в переписи населения. Пастухи, извещенные ангелами, приветствовали младенца, который получил имя Иисус (греческая форма еврейского «Иешуа», что означает «Бог-спаситель», «Бог меня спасает»).
По движению на небе звезды об этом событии узнали восточные мудрецы - волхвы. Следуя за звездой, они нашли дом и младенца, в котором признали Христа («помазанника», «мессию»), и поднесли ему дары. Затем семья, спасая ребенка от обезумевшего царя Ирода, отправилась в Египет, вернувшись, поселилась в Назарете.
В апокрифических Евангелиях поведаны многочисленные подробности о жизни в то время Иисуса. Зато канонические Евангелия отражают только один эпизод из его детства - путешествие на праздник в Иерусалим.
Деяния Мессии
Подрастая, Иисус перенял опыт отца, стал каменщиком и плотником, после смерти Иосифа кормил и заботился о семье. Когда Иисусу исполнилось 30 лет, он повстречался с Иоанном Крестителем и крестился в реке Иордан. В дальнейшем он собрал 12 учеников-апостолов («посланников») и, обходя вместе с ними в течение 3,5 лет города и села Палестины, проповедовал совершенно новую, миролюбивую религию.
В Нагорной проповеди Иисус обосновал моральные принципы, которые стали основой мировоззрения новой эры. При этом он творил разные чудеса: ходил по воде, прикосновением руки воскрешал умерших (в Евангелиях зафиксировано три таких случая), исцелял больных. Также мог унять бурю, обратить воду в вино, «пятью хлебами и двумя рыбами» накормить досыта 5000 человек. Однако для Иисуса наступало тяжелое время. Возникновение христианства связано не только с чудесами, но и страданиями, которые он испытал позже.
Гонения на Иисуса
Никто не воспринимал Иисуса как Мессию, а его родные даже решили, что он «вышел из себя», то есть стал неистовым. Только во время Преображения ученики Иисуса поняли его величие. Но проповедническая деятельность Иисуса вызвала раздражение первосвященников, руководивших Иерусалимским храмом, которые объявили его лжемессией. После Тайной Вечери, состоявшейся в Иерусалиме, Иисуса за 30 сребреников предал один из его учеников-последователей - Иуда.
Иисус, как и любой человек, кроме божественных проявлений чувствовал боль и страх, так что с тоской пережил «страсти». Схваченный на Елеонской горе, он был осужден иудейским религиозным судом - синедрионом - и приговорен к смерти. Приговор утвердил наместник Рима Понтий Пилат. Во времена правления римского императора Тиберия Христа подвергли мученической казни - распятию на кресте. При этом снова произошли чудеса: прокатились землетрясения, солнце померкло, и по преданию «раскрылись гробы» - воскресли некоторые умершие.
Воскрешение
Иисус был похоронен, но на третий день он воскрес и вскоре явился ученикам. По канонам, он на облаке вознесся на небо, пообещав впоследствии вернуться, дабы воскресить умерших, на Страшном суде осудить деяния каждого, низвергнуть в ад грешников на вечные муки, а праведников вознести на вечную жизнь в «горный» Иерусалим, небесное Царство Божье. Можно сказать, что с этого момента и начинается удивительная история - возникновение христианства. Уверовавшие апостолы распространили новое учение по всей Малой Азии, Средиземноморью и другим регионам.
Днем основания Церкви стал праздник сошествия Святого Духа на апостолов спустя 10 дней после Вознесения, благодаря чему апостолы получили возможность проповедовать новое учение во всех концах Римской империи.
Тайны истории
Как протекало возникновение и развитие христианства на раннем этапе, доподлинно не известно. Мы знаем то, о чем рассказали авторы Евангелий - апостолы. Но Евангелия отличаются, причем значительно, касательно толкования образа Христа. У Иоанна Иисус - Бог в человеческом обличье, божественная природа автором всячески подчеркивается, а Матфей, Марк и Лука приписали Христу качества обычного человека.
Существующие Евангелия написаны на греческом языке, распространенном в мире эллинизма, тогда как реальный Иисус и его первые последователи (иудео-христиане) жили и действовали в другой культурной среде, общались на арамейском языке, распространенном в Палестине и на Ближнем Востоке. К сожалению, не сохранилось ни одного христианского документа на арамейском языке, хотя раннехристианские авторы упоминают Евангелия, написанные на этом языке.
После вознесения Иисуса искры новой религии должны, казалось, угаснуть, так как среди его последователей не было образованных проповедников. На самом же деле случилось так, что новая вера утвердилась на всей планете. Согласно церковным взглядам, возникновение христианства обусловлено тем, что человечество, отступивши от Бога и увлекшись иллюзией господства над силами природы с помощью магии, все же искало путь к Богу. Общество, пройдя тяжелый путь, «созрело» к признанию единого творца. Ученые также попытались объяснить лавинообразное распространение новой религии.
Предпосылки возникновения новой религии
Теологи и ученые уже 2000 лет бьются над феноменальным, стремительным распространением новой религии, пытаются выяснить эти причины. Возникновение христианства, согласно древним источникам, было зафиксировано в малоазиатских провинциях Римской империи и в самом Риме. Это явление было обусловлено рядом исторических факторов:
- Усилением эксплуатации подчиненных и порабощенных Римом народов.
- Поражениями повстанцев-рабов.
- Кризисом политеистических религий в Древнем Риме.
- Социальная потребность в новой религии.
Вероучения, идеи и этические принципы христианства проявились на почве определенных общественных отношений. В первых веках нашей эры римляне закончили завоевание Средиземноморья. Подчиняя государства и народы, Рим уничтожал попутно их самостоятельность, самобытность общественной жизни. Кстати, в этом возникновение христианства и ислама чем-то похожи. Только протекало развитие двух мировых религий на разном историческом фоне.
В начале I века Палестина также стала провинцией Римской империи. Включение ее в мировую империю привело к интеграции иудейской религиозно-философской мысли из греко-римской. Способствовали этому и многочисленные общины иудейской диаспоры в разных концах империи.
Почему новая религия распространилась за рекордно короткое время
Возникновение христианства ряд исследователей причисляют к историческому чуду: слишком много факторов совпало для стремительного, «взрывного» распространения нового учения. На самом деле большое значение имело то, что это течение вобрало в себя широкий и эффективный идеологический материал, который послужил ему для формирования собственного вероучения и культа.
Христианство как мировая религия сложилось постепенно под влиянием различных течений и верований Восточного Средиземноморья и Передней Азии. Идеи черпались из религиозных, литературных и философских источников. Это:
- Иудейский мессианизм.
- Иудейское сектантство.
- Эллинистический синкретизм.
- Ориентальные религии и культы.
- Народные римские культы.
- Культ императора.
- Мистицизм.
- Философские идеи.
Сплав философии и религии
Немалую роль оказала на возникновение христианства философия - скептицизм, эпикуреизм, кинизм, стоицизм. Заметно влиял и «средний платонизм» Филона с Александрии. Иудейский богослов, он фактически перешел на службу к римскому императору. Путем аллегорического толкования Библии Филон стремился слить воедино монотеизм иудейской религии (вера в единого бога) и элементы греко-римской философии.
Не меньше повлияли и нравственное учение римского философа-стоика и писателя Сенеки. Он рассматривал жизнь земную как преддверие к перерождению в потустороннем мире. Главным для человека Сенека считал обретение свободы духа через осознание божественной необходимости. Именно поэтому более поздние исследователи называли Сенеку «дядей» христианства.
Проблема датировки
Возникновение христианства неразрывно связано с проблемой датировки событий. Неоспоримым является факт - возникло оно в Римской империи на рубеже нашей эры. Но когда именно? И в каком месте грандиозной империи, которая охватывала все Средиземноморье, значительную часть Европы, Малую Азию?
Согласно традиционной трактовке, зарождение основных постулатов приходится на годы проповеднической деятельности Иисуса (30-33 гг. н. э.). Ученые с этим частично соглашаются, но добавляют, что вероучение составлено после казни Иисуса. Причем из четырех канонически признанных авторов Нового Завета лишь Матфей и Иоанн были учениками Иисуса Христа, являлись свидетелями событий, то есть контактировали с непосредственным источником учения.
Другие (Марк и Лука) часть информации уже приняли опосредованно. Очевидно, что становление вероучения растянулось во времени. Это естественно. Ведь за «революционным взрывом идей» во времена Христа наступил эволюционный процесс освоения и развития этих идей его учениками, которые и придали учению завершенный вид. Это заметно при анализе Нового Завета, написание которого продолжалось до конца I века. Правда, до сих пор существуют различные датировки книг: христианская традиция ограничивает написания священных текстов периодом в 2-3 десятилетия после смерти Иисуса, а некоторые исследователи растягивают этот процесс до середины II века.
Исторически известно, что учение Христа распространяется в Восточной Европе в IX веке. На Русь новая идеология пришла не из какого-то единого центра, а по разным каналам:
- из Причерноморья (Византия, Херсонес);
- из-за Варяжского (Балтийского) моря;
- по Дунаю.
Археологи свидетельствуют, что определенные группы руссов приняли крещение уже в IX веке, а не в X веке, когда Владимир окрестил киевлян в реке. Раньше Киева был крещен Херсонес - греческая колония в Крыму, с которой славяне поддерживали тесные связи. Контакты славянских народов с населением древней Тавриды с развитием экономических отношений постоянно расширялись. Население постоянно участвовало не только в материальной, но и духовной жизни колоний, куда отправлялись в ссылку первые изгнанники - христиане.
Также возможными посредниками в проникновении религии в восточнославянские земли могли быть готы, двигавшиеся с берегов Балтики к Черному морю. Среди них в IV веке распространял христианство в форме арианства епископ Ульфила, которому принадлежит перевод Библии на готский язык. Болгарский лингвист В. Георгиев выдвигает предположение, что праславянские слова «церковь», «крест», «Господь», вероятно, были унаследованы из готского языка.
Третий путь - придунайский, который ассоциируется с просветителями Кириллом и Мефодием. Главным лейтмотивом кирилло-мефодиевского учения был синтез достижений восточного и западного христианства на почве праславянской культуры. Просветители создали оригинальную славянскую азбуку, перевели богослужебные и церковно-канонические тексты. То есть, Кирилл и Мефодий заложили основы церковной организации на наших землях.
Официальной датой крещения Руси считается 988 год, когда князь Владимир I Святославович массово крестил жителей Киева.
Вывод
Возникновение христианства кратко охарактеризовать невозможно. Слишком много исторических загадок, религиозных и философских споров разворачивается вокруг этого вопроса. Однако более важной является идея, несомая этим учением: человеколюбие, сострадание, помощь ближнему, осуждение постыдных поступков. Не важно, как зарождалась новая религия, важно, что она привнесла в наш мир: веру, надежду, любовь.
Причины возникновения новой религии - христианства.
Рим, завоевав множество народов, установил такой гнет над ними, какого люди не знали прежде. Но особенно тяжело было евреям, которые населяли римскую провинцию - Сирию и Палестину. Частью этой провинции являлось бывшее государство евреев Иудея. Все средства борьбы за освобождение были уже испробованы, но не дали ощутимых результатов. Однако оставалось последнее: надежда на Бога Яхве. Евреи верили, что он не оставит их и освободит от римского угнетения.
Иисус Христос и его учение.
Евреи полагали, что Иисус Христос послан Богом именно к ним, а не к другим народам, потому что большинство евреев не знали многобожия, а признавали одного Бога Яхве. Еврейская религия, в отличие от религии греков, римлян, египтян и других народов, не имела множества созданных богов. Вот почему в еврейской среде, первоначально в Палестине, а вскоре и по всему Средиземноморью распространились слухи о рождении Иисуса Христа. Вера в Христа, а позже и в его учение, получила название - христианство, а тех, кто поддерживал эту веру, называли христианами.
С рождения Иисуса Христа началась новая историческая «эра» - наша эра. Мы и сейчас считаем годы до нашей эры или нашей эры, а в старых книгах встречаем до или после Рождества Христова (P. X.). О том, что Иисус Христос является исторической личностью, свидетельствует «Библия» - священная книга христиан и евреев, а также многочисленные источники, достоверность которых признана современной наукой.
Иисус учил, что усовершенствовать себя духовно можно только через крещение. Этот первый шаг поможет облегчить души и сердца и даст возможность понять всю несправедливость земной жизни. Люди тогда смогут не только положительно относиться к своим врагам, но и полюбить их, простить обиды, не будут отвечать злом на зло, смогут презирать богатство. Таким образом, только через веру в Иисуса Христа и духовную любовь к Богу люди смогут избавиться от грехов, всех бед и несчастий.
3. Христианские заповеди. Моральному и духовному очищению человека способствуют христианские заповеди - законы, которые были даны Богом евреям через пророка Моисея. Таких заповедей десять, три из них учат, как чтить Бога, все же последующие - как нужно относиться к людям: чтить родителей, не убивать, не красть, быть справедливым, быть верным мужу и жене, не врать, не завидовать.
Так христианство, не призывая к борьбе, разрешало все проблемы моральным и духовным очищением человека. В реальной жизни любой открытый протест против тяжелых условий существования жестоко подавлялся.
Организация христианской церкви.
С самого начала христианство провозгласило равенство всех перед Богом независимо от положения. Христиане были организованы в общины, в которых все верующие владели одинаковыми правами и пользовались общим имуществом. Дух Христа господствовал над всей общиной.
Христиане признавали только одного Бога и выступали против жертвоприношений римским языческим богам. За это христиан преследовали: их приговаривали к смертной казни, бросали хищникам, сжигали живыми.
Христианство - государственная религия империи.
Время шло. Постепенно идеи христианства о спасении человека от всех несчастий, о вечной жизни его души притягивали все большее количество людей. Идеи христианского терпения и смирения, непротивления злу воспринимали не только бедняки, но и люди средних и даже богатых слоев населения.
В 325 г. при императоре Константине христианство было признано государственной религией Римской империи. Новая религия должна была способствовать укреплению императорской власти и самой империи.
МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
Тверской филиал
ФОНДОВАЯ ЛЕКЦИЯ
По учебной дисциплине
РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ
Христианство: история возникновения, вера и культ
Л. В. Пьянова
Тверь 2014
Фондовая лекция «Христианство: история возникновения, вера и культ» обсуждена и рекомендована к изданию на заседании кафедры общегуманитарных дисциплин ТФ МГЭИ. Протокол №1 от « 29 » августа 2014 года.
Рецензенты:
Доктор философских наук, профессор
Е. Е. Михайлова
Доцент кафедры общегуманитарных дисциплин
Ю. В. Хохлова
Пьянова Л. В. Христианство: история возникновения, вера и куль: Фондовая лекция. - Тверь: Изд-во ТФ МГЭИ, 2014. 88 стр.
Фондовая лекция «Христианство: история возникновения, вера и культ» предназначена для студентов очной и заочной формы обучения направления 0300300.62 «Психология», к валификация (степени) выпускника бакалавр Тверского филиала МГЭИ и может оказаться полезной в самостоятельном изучении проблематики религиоведения, культурологии, этики, социальной психологии.
Л. В. Пьянова
Московский гуманитарно-экономический институт
Введение.......................................................................................................................3
Причины и исторические условия возникновения Христианства..................5
Личность Иисуса Христа как основателя Христианства................................21
Библия священная книга христиан...................................................................26
Символ веры и его роль в распространении христианства............................38
Культ христианства.............................................................................................40
Основные направления христианства...............................................................54
Приняиме православия на Руси. Православие в современной России.........67
Заключение.................................................................................................................84
Введение
Христианство, так же как и буддизм, а затем и ислам, создало идеал универсального человеческого поведения и существования, создало целостное мировоззрение и мироощущение. В основе христианства - учение о богочеловеке Иисусе Христе, сыне Божием, который пришел к людям с добрыми деяниями, заповедал им законы праведной жизни и принял во искупление грехов людей великие страдания и мученическую смерть на кресте.
Христиане верят, что мир создан единым предвечным Богом, и создан без зла. Воскресение Христа знаменует для христиан победу над смертью и вновь обретенную возможность вечной жизни с Богом. Христианство рассматривает историю как однонаправленный, неповторимый, «разовый» процесс, направляемый Богом: от начала (сотворения) к концу (приходу Мессии, Страшному суду). Основная идея христианства - идея греха и спасения человека. Люди грешны перед богом, и именно это уравнивает их: греков и иудеев, римлян и варваров, рабов и свободных, богатых и бедных - все грешники, все «рабы божьи».
Христианская религия утверждает, что страдания в земной жизни принесут человеку спасение и райское блаженство в загробном мире, а в сопротивлении злу видела путь к нравственному совершенствованию. Она обещала, что праведные будут вознаграждены, а низшим сословиям принадлежит будущее. Христианство получило характер универсальной, общечеловеческой религии.
Христианство - наиболее распространенная и одна из наиболее развитых религиозных систем мира. И хотя оно в лице своих последователей встречается на всех континентах, а на некоторых абсолютно господствует (Европа, Америка, Австралия), это прежде всего религия Запада. Собственно, это как раз та единственная религия (если не считать ее разделения на многочисленные церкви, вероисповедания и секты), которая характерна именно для западного мира в противовес восточному с его множеством различных религиозных
Тем не менее, христианство многими корнями уходит в культуру древнего Востока, откуда оно черпало свой богатый мифо - поэтический и ритуально-догматический потенциал. В лице некоторых отдельных церквей - будь то армянская, коптская или сирийская - и сект (несториане и др.) оно и поныне действует в ряде районов Востока, не говоря уже о миссионерском освоении множества районов Востока в последние несколько веков.
В отличие от ранних религиозных систем, складывавшихся в процессе формирования древних очагов цивилизации на Ближнем Востоке, христианство появилось сравнительно поздно, в условиях уже развитого общества с острыми социальными, экономическими и политическими противоречиями. Появляющаяся в таких условиях новая религия, претендующая на широкое внимание и распространение, должна была откликнуться на запросы своего времени и предложить какие-то, пусть иллюзорные, но достаточно весомые в глазах миллионов людей пути и способы разрешения раздирающих общество противоречий, ссаживания их, направления их в иное русло. Новой религии следовало также решительно отказаться от этнической ограниченности, свойственной ранним религиозным системам. Это было необходимое условие, так как в противном случае она не смогла бы овладеть умами людей, независимо от их происхождения и социального положения. И наконец, новая религия должна была быть достаточно интеллектуально развитой и насыщенной, включать в себя все то, чего достигли уже существовавшие до нее религиозные системы обширного ближневосточно-средиземноморского региона.
Удовлетворить всем этим условиям было непросто. И все-таки "вызов" эпохи, потребности времени вели к тому, что на рубеже нашей эры в антично-эллинистическом мире уже формировались системы, способные дать ответ на этот вызов. Среди них стоит упомянуть занесенный из Персии митраизм, получивший широкое распространение в Римской империи и явно повлиявший
на последующее формирование христианства. Видимо, при благоприятных условиях в такого рода систему мог вырасти и неоплатонизм, сложившийся на основе религиозного осмысления идеалистической философии Платона.
Возможно, такой системой могла стать какая-либо из восточных религий при условии разрыва ограничивавших ее возможности национальных рамок. Однако ни одна из них так и не преуспела в своем стремлении достичь всеобщего признания. Этот успех выпал на долю христианства - учения принципиально нового, но впитавшего в себя из концепции соперничавших с ним учений все то, что могло его обогатить и усилить.
Итак, христианство, как наднациональная "вселенская" религиозная система, возникло в условиях, когда почти весь ближневосточно-средиземноморский мир был объединен в рамках наднациональной Римской империи. Но первоначальные очаги этой религии возникли отнюдь не в центре этой могущественной империи: они появились на ее периферии, причем на восточной и юго-восточной периферии, в тех издревле освоенных человечеством очагах цивилизации, где пласты культурной традиции были особенно мощными и где всегда сосредоточивались центры пересечения различных идейных и культурных влияний. Это было влияние и иудейских сект, и греко-римской философии, и религий Востока.
Причины и исторические условия возникновения христианства
Христианство возникает на территории Римской империи в начале новой эры, которая и отсчитывается от предполагаемой даты рождения Христа. Предпосылками его возникновения, помимо субъективных, был системный кризис позднеантичной культуры и упадок государственной римской религии, когда духовный Вакуум заполнялся либо экзотическими политеистическими культами других народов, вошедших в состав империи, либо философскими системами, обретавшими фактически статус религии. Заметная часть
населения перешла к вольнодумству и чисто внешней религиозности.
Помимо чисто теологического объяснения (христианство как результат откровения бога, явленного в богочеловеке Иисусе Христе) в числе предпосылок появления христианства указывались:
Нарастание кризисных явлений в Римской империи, включая усиливающееся расслоение общества и нарастание социального и иных видов отчуждения;
Дальнейшее развитие иудейской религии, обусловленное внутренними закономерностями;
Личностный фактор в виде деятельности Иисуса
На рубеже нашей эры иудаизм переживал глубокий кризис. Несмотря на то, что число иудеев, по подсчетам современных специалистов, исчислялось в ту пору несколькими миллионами и что солидные иудейские колонии распространились уже по всему Средиземноморью, включая Египет и Малую Азию, конкретная историческая ситуация и реальное соотношение сил все более очевидно вели иудейское общество к кризису. Кризис усилился после подчинения Иудеи Риму. Светская власть династии Ирода не пользовалась авторитетом. Жрецы иерусалимского храма и близкие к ним партии и группировки (фарисеи, саддукеи, зелоты) также теряли власть и влияние, чему способствовала и их явная зависимость от наместников Рима в Иудее. Состояние перманентного политического и социально-религиозного кризиса вело к оживлению эсхатологических пророчеств, активизации деятельности различного рода сект с их ожиданием мессии, который вот-вот придет и от имени великого Яхве спасет запутавшийся в противоречиях, но все же богоизбранный народ. Мессию (греческий эквивалент этого иудейского термина - христос) ждали почти все со дня на день.
Столь напряженно ожидавшийся мессия просто не мог не появиться. И он появлялся, причем неоднократно. Все чаще то в одном, то в другом районе Иудеи, а то и вне ее, на периферии, среди евреев диаспоры, руководители
отдельных сект, бродячие проповедники или экстравагантные странники объявляли себя мессиями, призванными спасти заплутавшихся иудеев. Обычно власти болезненно реагировали на проповеди подобных деятелей. Все самозванцы сразу объявлялись лжемессиями, и их деятельность пресекалась. Это, однако, не могло приостановить процесс. На смену неудачникам приходили новые, и все повторялось сызнова. Иногда главы влиятельных сект оказывались достаточно могущественными, чтобы бросить вызов всесильному Риму. В результате следовавших за этим восстаний и войн (иудейские войны) Иудея как государство, а вместе с ней Иерусалим и иерусалимский храм во II в. н. э. перестали существовать.
Постоянные гонения на периодически появлявшихся харизматических лидеров и пророков, чьи деятельность и проповеди в условиях кризиса становились все более заметными и созвучными общим ожиданиям, и привели в конечном счете к укреплению в умах поколений идеи о великом мессии, Христе, который пришел, не был узнан и понят, погиб (приняв на себя грехи людей) и, чудесным образом воскреснув, стал божественным спасителем человечества. Именно те, кто признал за ним статус Мессии - Христа, помазанника, и получили именование христиан. Эта идея и была взята на вооружение в тех ранних иудео-христианских сектах, которые стали появляться как в самой Иудее, так и в ближайших к ней районах расселения евреев диаспоры (Египет, Малая Азия и др.) на рубеже нашей эры.
Переосмысление раннего христианства в духе паулинизма явилось началом, его трансформации в сторону организованной "вселенской" церкви. В этом смысле именно евангельский Павел может считаться первым патриархом (если не основателем) христианства. С Павла, точнее, с нападок паулинистов на иудаизм берет свое начало и тот резкий антагонизм между христианством и иудаизмом, который впоследствии стал столь заметным, несмотря на то, что Ветхий завет иудеев был включен в христианское Священное писание и что Иисус, его мать Мария, его ученики, включая и апостола Павла, были евреями.
Паулинизм способствовал переключению радикальной активности христиан с критики существующих порядков на критику соперничающей религии, представители которой оказались теперь виновны во всех грехах, отклонениях и даже преступлениях - они ведь, в конце концов, распяли Христа. Кроме того, паулинизм сделал сильный акцент на загробное воздаяние, на вознаграждение за терпение и страдания блаженством на том свете. Эти два существенных момента сыграли важную роль в процессе дальнейшей трансформации раннего христианства.
В условиях становившейся все более жесткой догматической основы христианского вероучения уходила в прошлое полная опасностей и преследований, но отличавшаяся свободой духа и действий жизнь первоначальных сект и общин, возглавлявшихся харизматическими руководителями. На смену им в новых условиях приходили избиравшиеся верующими (а затем и утверждавшиеся сверху) должностные лица- дьяконы, епископы, пресвитеры. В рамках формировавшейся таким образом церковно-бюрократической структуры на переднем плане вскоре оказались епископы, которые вначале были лишь казначеями общин и ведали хозяйственными делами, но затем (именно в силу своей прочной позиции в общине) стали играть все более заметную руководящую роль. Уже со II в. епископы занимались толкованием сложных проблем догматики и культа, активно выступали против тех общин и сект, которые еще не смирились с общим процессом бюрократизации и догматизации христианства и пытались по-своему объяснять те или иные его проблемы. Необходимость борьбы с ересями, с остаточным влиянием харизматических лидеров, то и дело уводивших ту или иную из общин в сторону от главной линии эволюции учения, способствовала дальнейшему укреплению епископальной организации, формированию строгой церковно-бюрократической иерархии, представители которой консолидировали свое единство на вселенских соборах. Первые два из них состоялись в 325 и 381 г., и на них была осуждена арианская ересь; третий в 431 г. осудил ересь
несторианскую.
Замена харизматических руководителей бюрократической иерархией - неизбежное явление в условиях формировавшейся церкви с ее строгими канонами и нерушимыми догмами. "Видения" и "божественные откровения" трансформировавшейся и очищавшей себя от "ересей" ортодоксальной церкви более были не нужны. Страдавшие ими харизматические лидеры, пророки-проповедники уже в III-IV вв. не только решительно отстранялись от активной церковной деятельности, но и просто не допускались к ней. Их удел отныне стал иным: за их счет формировался институт монашества, деятельность и "святой дух" которого были поставлены теперь на службу церкви, на укрепление ее авторитета, причем без особой опасности для ее строгой внутренней структуры, так как уединенные и замкнутые высокими стенами монастыри препятствовали широкому распространению оригинальных "видений" осененных благодатью святых отцов в монашеской рясе.
Таким образом, очищенная от грехов молодости христианская церковь стала вполне приемлемым для социально-политических верхов институтом, влияние которого в массах делало желанным сближение с ним и использование его, на что не преминули обратить внимание римские императоры. Император Константин вначале IV в. поддержал церковь (по его инициативе был созван первый христианский собор), его преемники (кроме Юлиана Отступника, правившего сравнительно недолго) последовали его примеру, и вскоре христианство стало господствующей религией. Из гонимых христиане стали гонителями, о чем свидетельствует, в частности, погром "языческой" библиотеки в 415 г. в Александрии, видном центре эллинской культуры.
Раннее христианство, вызревавшее в недрах оппозиционных официальному иудаизму и римским властям аскетических сект и распространявшееся затем по всему эллинистическо-римскому миру, с первых своих шагов заявило себя учением угнетенных низов, учением обездоленных и страждущих. Правда, это учение не звало на борьбу - и в этом смысле его никак
нельзя считать революционным по характеру. Скорее, напротив, христианство было альтернативой различного рода восстаниям и войнам, начиная с восстания Спартака, которые сотрясали на рубеже нашей эры мощную Римскую империю. И в качестве такого рода "умиротворяющей" альтернативы, направляющей энергию угнетенных в русло религиозных иллюзий, христианство было вполне приемлемым, даже выгодным для власть имущих, вскоре понявших это и принявших христианское учение в качестве господствующей идеологической доктрины. Однако это произошло позже. Раннее христианство в первые два-три века своего существования, будучи религией бесправных и гонимых, не только стояло в оппозиции к властям, подвергаясь жестоким гонениям с их стороны, но и не было лишено радикальных элементов, даже революционного пафоса.
В христианстве, вобравшем в себя немалое наследие предшествовавших религий и учений, отчетливо ощущаются и доктрины иудаизма, и митраизм с его системой обрядов и культов, и идея умирающего и воскресающего божества из древневосточных религий. Позже, по мере своего становления, христианство многое восприняло из эллинистической философии, из учения стоиков (Сенеки) и др. Но суть новой религии не сводится к эклектической сумме заимствованных элементов. Оригинальность и сила ее в том новом, что возникло на базе сложного процесса религиозно-культурного синтеза всех этих элементов.
Основная идея христианства - идея греха и спасения человека. Люди грешны перед богом, и именно это уравнивает всех их: греков и иудеев, римлян и варваров, рабов и свободных, богатых и бедных - все грешники, все "рабы божьи". Но могут ли люди очиститься от этого греха, начиная с "первородного" греха Адама и Евы, который тяжелым камнем висит на человечестве? Да, могут. Но только в том случае, если они осознают, что грешны, если направят свои помыслы в сторону очищения от грехов, если поверят в великого божественного спасителя, который был прислан богом на землю и принял на себя грехи человеческие. Иисус Христос мученической смертью своей искупил
эти грехи и указал людям путь к спасению. Этот путь - вера в великого и единого в трех лицах бога (бог-отец, бог-сын, т. е. Иисус, и бог - "святой дух" - святая троица), благочестивая жизнь, покаяние в грехах и надежда на царство небесное после смерти. Праведнику воздастся на том свете, любой бедняк и раб может попасть в рай, тогда как нечестивец и стяжатель попадет в ад, будет гореть в "геенне огненной". Кроме "того света", нечестивцам и грешникам грозит и "второе пришествие" Христа, за которым последует "страшный суд" здесь, на земле.
Пафос этот сводился прежде всего к резкому неприятию сложившихся норм жизни. В одном из наиболее ранних и радикальных по характеру текстов Нового завета - в Апокалипсисе (Откровение святого Иоанна Богослова) - с огромной силой прозвучало осуждение Рима, как "великой блудницы", как нового развратного Вавилона со всеми его "мерзостями". Ангел божий предрекает падение этого Вавилона, силы небесные победят мрак и мерзость, произойдет страшный суд, и на обновленной земле возникнет "новый Иерусалим" во всем величии своей славы, с древом жизни, активно плодоносящим во имя всеобщего блага. Мистическая форма Апокалипсиса не может скрыть наполняющего его пафоса разрушения старой "мерзости" и грядущего обновления мира.
Революционный пафос раннего христианства нашел свое отражение в акцентировании внимания на двух важнейших сторонах новой религии. Во-первых, на проповеди ею всеобщего равенства. Хотя это было равенство в первую очередь лишь "во грехе", равенство "рабов божиих", даже в этом своем качестве лозунг всеобщего равенства не мог не привлечь к себе внимания. Правда, в некоторых евангелических текстах оправдывалось рабство и рабам внушалось повиновение их господам, но тем не менее провозглашение принципа всеобщего равенства в эпоху расцвета Римской империи стоило многого. Во-вторых, на осуждении богатства и стяжательства ("скорей верблюд пройдет через игольное ушко, чем богач попадет в царство небесное"), на
подчеркивании всеобщей обязанности трудиться ("не трудящийся да не ест").
Конечно, здесь нет активной революционности, но сам факт провозглашения эгалитарных принципов и следования им был вызовом господствующим общественным порядкам. Неудивительно, что членами первых христианских общин (особенно после перемещения, в начале нашей эры усилиями сторонников и последователей евангельского апостола Павла центра нового учения с периферии империи в Рим) оказались, прежде всего обиженные и угнетенные, бедняки и рабы, неимущие и изгои.
Первые христианские общины заимствовали от предшественников - сект типа эссенов - черты аскетизма, самоотречения, благочестия и прибавили к ним обрядовые ритуалы причащения митраизма и многое другое, включая торжественный акт крещения в качестве символа веры. Эти общины были достаточно замкнутыми. Во главе их стояли харизматические лидеры-проповедники, "учителя", осененные "благодатью" пророки, которые обычно прислушивались к своему "внутреннему голосу", имели "видения", слышали "глас божий" и потому считались имевшими бесспорное право на лидерство. Естественно, что вначале каждый из этих харизматических лидеров руководствовался своим пониманием основ новой религии. А если учесть, что эти лидеры чаще всего были личностями в психическом отношении неуравновешенными, легко возбудимыми (именно такие и считались осененными благодатью божьей), то несложно понять, что в их проповедях реальные факты прошлого смешивались с основанными на "видениях" фантастическими рассказами. Все это более или менее гармонично увязывалось с мифо-поэтическим наследием и постепенно укладывалось, обретая модифицированные формы, в основу христианской доктрины.
В процессе становления новой религии принимало участие множество сект с их проповедниками, что не могло не вызвать к жизни различные варианты и отклонения. Однако сквозь пестроту мнений, догматов и ритуалов постепенно вырисовывались контуры новой религии, каноническая жесткость
которой выковывалась в острых схватках между различными направлениями. Уже во второй половине I в. н.э. отчетливо наметились два главных течения - проиудейское, представленное Апокалипсисом и генетически восходящее, видимо, к сектам типа эссенов, и антииудейское, связанное с деятельностью апостола Павла. Именно с Павлом ассоциируется разрыв со свойственной иудаизму национальной ограниченностью велигии, ему приписывают слова о том, что для христианства "нет ни эллина, ни иудея", что богу угодны все - и иудеи, и язычники, и обрезанные, и необрезанные, достаточно лишь отказаться от старого образа жизни и поверить в Христа, т.е. жить "не по плоти, а по духу", приобретать праведность и спасение от грехов через веру и исповедание. В отличае от апостола Петра, которого евангельский Павел называл "апостолом для иудеев", себя Павел, по преданию, именовал "служителем Иисуса Христа у язычников".
Распад Римской империи в конце IV в. на Западную и Восточную привел к расколу христианской церкви. В Западной империи, где власть императора ослабевала, позиции церкви постепенно усиливались. В V в. всесильный римский епископ был провозглашен папой, в руках которого вскоре сосредоточилась огромная власть над всем раздробленным в политическом отношении западноевропейским римско-католическим миром. Старательно поддерживая идею о божественном происхождении своей власти и собственной непогрешимости, римский папа сумел поставить свой авторитет выше авторитета государей средневековой Европы, соперничавших друг с другом и искавших его поддержки.
С благословения римской католической церкви были преданы забвению и осуждены многие культурные традиции "языческой" античности с ее свободомыслием. Правда, церковная традиция, культивировавшая латынь, способствовала сохранению значительной части рукописного наследия античной культуры. Возрожденное с помощью а рабов учение Аристотеля, значительно подкорректированное церковью, стало даже (наряду с Библией)
своего рода высшим и чуть ли не последним словом духовной культуры. Однако многое было безвозвратно утеряно, и прежде всего духовная свобода. Католические священники (дававшие обет безбрачия и потому не связанные в своей деятельности лично-семейными интересами, целиком отдававшие себя службе, интересам церкви) ревниво следили за строгим соблюдением церковных догм и ритуалов, беспощадно осуждали и карали еретиков, к числу которых относились все, кто хоть в чем-либо смел отклониться от официального учения. Лучшие умы средневековой Европы гибли на кострах "святой" инквизиции, а остальным, запуганным и смирившимся "грешникам", церковь охотно продавала за немалые деньги индульгенции - отпущения грехов.
Жестокий фанатизм и активная агрессивность католицизма, опиравшегося на строго иерархическую централизацию власти церкви во главе с римским папой, вызывали неудовольствие государей средневековой Европы, постепенно преодолевавших феодальную раздробленность и усиливавших свое могущество. Эти государи тоже опирались на авторитет церкви и использовали его, о чем свидетельствуют крестовые походы на Иерусалим для освобождения "гроба господня" от "неверных". Но с течением времени их все более тяготила поставившая себя над ними в-ласть католической церкви. Более того, соперничество с церковью в какой-то мере активизировало их деятельность, способствуя усилению борьбы за приоритет именно светского начала, за освобождение от всесилия религии. И эта борьба дала свои результаты. Покончив с феодальной раздробленностью, усилившись за счет городов, т. е. поддержки третьего сословия, бюргерства, заинтересованного в укреплении центральной власти, антиклерикальные силы в XIV-XV вв. уже были готовы к тому, чтобы бросить вызов всесилию римской церкви. И этот вызов был брошен, причем брошен именно в той сфере, где всесилие церкви представлялось наиболее полным - в сфере культуры. Наступила эпоха Возрождения, Ренессанса.
Эпоха Возрождения в лице своих гениев и гигантов (Данте и Рабле,
Рафаэль и Боккаччо, Коперник и Галилей, Томас Мор и Кампанелла, Эразм Роттердамский и Сервантес, Леонардо да Винчи и Микеланджело и многие др.) опрокинула веками создававшийся церковный заслон, препятствовавший свободе мысли и научному поиску. Оставив как бы в стороне церковные догмы с их мертвящей схоластикой, деятели Возрождения щедрой пригоршней черпали из сокровищницы культурных традиций античности, возрождая тем самым "языческие" нормы свободы мысли и творчества.
Ренессанс, как сложное и многостороннее явление, был подготовлен всем ходом протекавших в Западной Европе социально-экономических процессов. Значение его в этом смысле выходит за пределы противостояния католицизму. Однако нанесенный им удар церкви оказался тем камнем, который рождает горную лавину. Если гиганты Возрождения реформировали лишь верхний слой культуры, возродив принцип гуманизма и свободомыслия, то сильнейший удар по обновам католицизма был нанесен следовавшей по пятам за Возрождением и бывшей по сути реакцией церкви на teero Реформацией.
Преследуя цель сохранить церковь от ударов, нанесенных ей Возрождением, и выступив против ассимиляции католичеством элементов ренессансной культуры, Реформация свелась к решительной реформе основ католического христианства. Ее лидеры - Лютер, Кальвин, Мюнцер - резко выступили против догмата о непогрешимости папы, практики продажи индульгенций, мишуры и пышности католического богослужения, наконец, против преувеличения роли церкви как посреди ника между человеком и богом. Начавшись в XVI в., реформационное движение быстро охватило широкие слои населения наиболее развитых стран северной и частично средней Европы - Англии, Голландии, Швейцарии, Германии. Идея упрощения церковной структуры и характера богослужения, призыв к строгости и скромности церкви, к отказу ее от честолюбивых и властолюбивых политических претензий, к противопоставлению внутреннего нравственного самоконтроля исступленной вере фанатиков - все это импонировало нарождавшейся европейской буржуазии
и отвечало ее интересам. Протестантизм, как это в свое время показал Вебер, стал духовной основой и этической нормой складывавшихся буржуазных государств Западной Европы.
Конечно, Реформация не означала гибели католицизма. Прибегнув к помощи контрреформации, католическая церковь сумела выстоять и вплоть до сегодняшнего дня вся ее церковная иерархия во главе с римским папой являет собой серьезную силу, влияние которой ощущается во многих районах мира. Однако эпоха Реформации нанесла католицизму и вообще всесилию христианской церкви такой удар, от которого оправиться было уже невозможно. Времена "святой инквизиции" и тотального контроля над мыслью, над духовной жизнью людей со стороны церкви стали уходить в безвозвратное прошлое. Католицизм - следом за протестантской церковью - вынужден был согласиться на то, что богу положено "богово", т. е. весьма определенное место в жизни и деятельности людей, остальное их время и внимание должны уделяться другим делам, не имевшим прямого отношения к религии и не зависевшим от ее вмешательства и оценки. Это, естественно, не означало, что роль церкви была сведена почти к нулю. Еще и в XVIII в. Вольтер, активно боровшийся с влиянием церкви, не мог выступить против нее с открытым забралом. И все же то отделение церкви от государства и от различных сфер деловой активности людей, которое было итогом Реформации, сыграло огромную роль в дальнейших судьбах Западной Европы, в успешном развитии ее по капиталистическому пути.
В Восточной империи (Византии), пережившей Западную почти на тысячелетие, положение церкви было иным. Здесь она не получила особой самостоятельности и собственного политического влияния. Разделенная к тому же на ряд патриархатов (константинопольский, антиохийский, александрийский, иерусалимский), она оказалась в почти полной зависимости от государства и практически идентифицировала себя и свои интересы с интересами государства. Стоит отметить также, что сфера влияния и массовая
база всех этих патриархатов была невелика, а после исламизации ближневосточного мира и вовсе стала мизерной. Но с усилением древней Руси заимствованное ею из Византии православие постепенно укреплялось, пока назначавшиеся из Константинополя митрополиты не превратились, наконец, в XVI в. в самостоятельных патриархов. Русская православная церковь не только поддерживала царскую власть, но и подчинялась ей, охотно сотрудничала с нею (лишь изредка бывали исключения; например, патриарх Никон в XVII в. пытался поставить церковь выше светской власти и вызвал раскол).
В православной церкви в целом вследствие ее относительной слабости и политической малозначимости никогда не было массовых гонений типа "святой инквизиции", хотя это не означает, что она не преследовала еретиков и раскольников во имя укрепления своего влияния на массы. В то же время, вобрав в себя многие древние языческие обычаи тех племен и народов, которые приняли православие (их было немало хотя бы на одной только Руси), церковь сумела переработать и использовать их во имя укрепления своего авторитета. Древние божества превратились в святых православной церкви, праздники в их честь стали церковными праздниками, верования и обычаи получили официальное освящение и признание. Лишь немногие чересчур откровенные языческие обряды, как, например, поклонение идолам, восходившее к фетишизму глубокой старины, преследовались и постепенно отмирали, но и тут церковь умело трансформировала их, направив активность верующих на поклонение иконам.
Догматических и литургических отличий православия от католицизма немного. Православие иначе трактует троицу (считает, что святой дух исходит только от бога-отца), не признает чистилища между раем и адом, не практикует выдачу индульгенций, причащает хлебом (причем не пресным, а дрожжевым) и вином. Но за эти различия оно всегда держалось очень крепко, особенно после окончательного разрыва с католицизмом в 1054 г.
Христианство сыграло большую роль в становлении европейской
культуры. Конечно, богатая культура Европы восходит своими корнями и к философии, к скульптуре, архитектуре и театру античности, и к сарказму Рабле и Эразма, и к научным подвигам Коперника и Галилея, т. е. ко всему тому, что на протяжении тысячелетий противостояло христианству, боролось с ним. Однако при этом нельзя не отметить и того большого влияния, которое оказало христианство на характер и формы культуры, на образ мышления и систему ценностей европейцев. Библия, библейские образы и сюжеты на протяжении веков доминировали в живописи и скульптуре, внося тем самым немалый вклад в формирование культа обожествленного Христа. Лучшее, что создало европейское зодчество,- церковная архитектура - призвано было прославлять величие бога и церкви. Музыка в католическом храме (фуги и хоралы Баха), равно как и церковный хор в православных богослужениях, не могли не оказывать своего влияния на музыкальную культуру народов. Конечно, церковная музыка и пение тоже черпали свои истоки из народной культуры, но все созданное ими, наполненное торжественного благолепия, служило для прославления божественного, для укрепления веры.
Библейские афоризмы, образы, сюжеты, краткие и емкие понятия ("тяжел крест", "путь на Голгофу", царь Ирод, предатель Иуда и др.) веками формировали и питали системы жизненных восприятий, оценок, нравственных понятий. Важнейшие догматы и постулаты церкви о послушании, терпении, воздаянии на том свете формировали в народах представление о неизбежности, нис-посланности свыше тех порядков, которые царят па земле. В лучшем случае можно было надеяться на избавление от них после страшного суда и второго пришествия Христа. До того - приходилось лишь терпеть и надеяться на воздаяние в царстве небесном.
На протяжении долгих веков, даже тысячелетий нормы быта и морали, представления и ассоциации, традиции культуры и произведения литературы - все это формировалось под сильным воздействием христианской церкви. Однако важно учесть, что влияние церкви на традиции, культуру и быт народов
Европы было различным в западной (католическо-протестантч ской) и восточной (православной) ее частях. И это различие в немалой степени способствовало неодинаковым путям, темпам и результатам социальной эволюции стран и народов Европы.
На западе протест против всесилия церкви, приведший к Реформации, дал сильнейший толчок антиклерикализму, светскому развитию вне русла церковного влияния. На востоке слияние православной церкви с государством создало значительно более мощную систему незыблемой и освященной авторитетом церкви традиции, сломать которую оказалось много сложнее. Известно, скольких усилий это потребовало даже в том на редкость благоприятном для реформ варианте, который связан с именем и действиями Петра I, энергично и упорно пробивавшего "окно" в Европу. А ведь это окно имело огромное значение: через него проникали импульсы колоссальной разрушительной силы, способствовавшие преобразованиям Петра. Добиваясь этого, Петр упразд-Нил русский патриархат, место которого занял "святейший Синод", ставший послушным орудием императора в его преобразованиях.
Кроме русской, остальные православные церкви, оказавшиеся в сфере воздействия исламского мира, не получили широкого влияния. Под их духовным воздействием находились лишь, греки, часть южных славян и румыны, которые после падения Византии в XV в. попали под власть Оттоман-ской империи, и сравнительно немногочисленные группы христиан в Эфиопии, Ливане, а также в Египте (копты). Правда, престиж патриархов Александрийского, Константинопольского или Иерусалимского (пока он еще существовал) был достаточно высоким. Но реальной власти эти епархии почти не имели. Крестовые походы привели в XI-XIII вв. к кратковременному захвату Иерусалима и даже Константинополя, но ненадолго. На востоке Европы и тем более в ближневосточных государствах католицизм не сумел укрепиться. Православие добилось несколько больших успехов, укрепившись, в частности, в Грузии. Однако далее на Восток (если не считать территории России)
православие не заходило. Туда проникали лишь откалывавшиеся от церкви еретические секты, прежде всего несториане.
Несториане - последователи епископа константинопольского Нестория (ум. ок. 451 г.) - были своеобразными предтечами православия. Гонимые преследователями после смерти их покровителя, они проникли довольно далеко на Восток. Сохраняя свои общины и свою веру на протяжении поколений и веков, несториане познакомили с христианством население Ирана, Монголии, даже Китая. Хотя большого успеха ни в одной из этих стран христианство несторианского толка не достигло, временами оно вызывало интерес со стороны отдельных представителей власть имущих, подчас даже переходивших в христианство.
Христианство сыграло свою роль и в формировании некоторых религиозных течений Среднего Востока, как, например, манихейства, созданного Мани в III в. на базе синтеза древнего зороастризма с христианством. Манихейство в III-IV вв. широко распространилось по всему Ближнему Востоку, достигло Индии, Китая. В VIII в. оно стало на короткий срок официальной религией Уйгурского каганата, но затем было вытеснено исламом и практически выродилось в узкую секту. Одно из ответвлений манихейства - маздакизм (от его вождя Маздака - не путать с древним маздаизмом-зороастризмом!) - широко распространилось в V в. в Иране, Азербайджане и соседних государствах Средней Азии. И манихейство, и маздакизм сочетали в себе идеи заимствованного у зороастризма дуализма (борьба добра со злом) и некоторые, преимущественно эгалитарные, концепции раннего христианства.
В позднем средневековье христианство появляется в странах Востока уже в ином виде - в форме миссионерства. Правда, это движение зародилось еще во времена крестовых походов. Однако сколько-нибудь существенных успехов оно добилось лишь в XVI - XVIII вв. Основное направление деятельности миссионеров было связано с освоением Америки, где католицизм особенно
преуспел на юге континента (Латинская Америка). Однако деятельность христиан-миссионеров распространялась также и на Азию, Африку, Океанию.
Миссионерское движение сыграло немалую роль в истории мировой культуры не столько обращением в христианство местных народов, сколько распространением на Востоке некоторых достижений европейской цивилизации. Это, естественно, подготовило почву для усвоения многими странами и народами Востока более развитых и передовых идей. Не следует, однако, забывать, что по пятам за миссионерами шли купцы и предприниматели, а за ними - завоеватели и колонизаторы, что придает этому движению в целом неприглядную окраску.
Миссионерское движение в высокоразвитых цивилизациях, в том числе в Индии и Китае, успеха практически не имело, что во многом связано с силой консервативной инерции местных религиозно-культурных традиций. Здесь достижения христианства сводились прежде всего к заимствованию некоторых элементов западной культуры, причем в этом отношении Китай оказался менее благодатной почвой, нежели Индия. В периферийных районах Азии, где пласт местной традиции был меньше, а привычка заимствовать чужое была более устоявшейся, влияние христианства оказывалось порой более заметным и ощутимым, как, например, в Юго-Восточной Азии.
В целом христианство в лице различных церквей и сект является ныне едва ли не наиболее распространенной мировой религией, доминирующей в Европе и Америке, имеющей весомые позиции в Африке и Океании (включая Австралию и Новую Зеландию), а также в ряде регионов Азии. Однако именно в Азии, т. е. на том Востоке, который является главным объектом нашего внимания, христианство распространено слабее всего.
Похожая информация.
Христианство возникло в 1-ом веке на территории восточной части Римской империи в Палестине. На рубеже нашей эры в Иудее родился от Девы Марии давно уже предсказанный библейскими пророками Мессия-спаситель, Сын Божий Иисус, который, совершая многочисленные чудеса, доказал, что он ниспослан с неба на землю во имя спасения рода человеческого. За выступления против официального иудаизма Иисус был распят на кресте в Иерусалиме. Своей мученической смертью он искупил грехи человеческие.
Три основные ветви христианства: католицизм, православие, протестантизм.
В центре христианства находится образ Богочеловека – Иисуса Христа. По словам Иисуса «царствие Божие внутри нас», то есть это внутренний мир человека, который он сам в себе должен открыть и развить. Для любящего нет ничего внешнего, весь мир внутри него. Социальный кризис, имевший место в малоазиатских провинциях Римской империи, начавшийся в эпоху античного мира способствовал быстрому распространению христианства в этом регионе.
Антагонизм как между рабами и свободными, римскими гражданами и поданными провинций и так и между римской потомственной знатью и обогатившимися всадниками, а также отсутствие общего идеала и общепринятой морали создавали невообразимый хаос в империи. Христианство стало религией, которую могли принять все слои общества, все народности. Христианство возникло на базе иудаизма, выйдя за рамки него, даже во многом противореча ему. Оно провозглашает равенство всех людей как грешников. Христиане создают Новый Завет. В христианстве идея лучшего будущего слилась с идеей нового, преображенного человека, человека которым должен стать христианин по примеру Иисуса Христа. Благодаря этой идее и Евангелиям в 18-19 веках в Западной Европе появляется идеология прогресса. Иисус утверждает равенство людей перед возможностью достижения божественной высоты, напоминает о вторичности Законов, призывает к свободе, таким образом, пренебрегая обрядами, установленными Моисеем.
Евангелие есть учение о Христе, а не учение Христа! В центре христианства не учение, а Личность Христа. Один из догматов христианства – Троица, согласно которому Бог един по своей сущности, но существует в качестве трех ипостасей: Бог-отец, Бог-сын и Бог-Святой-Дух. Термин появился в конце 2-ого века, учение о Троице развито в 3-ем веке и вызвало острую дискуссию в христианской церкви. Догмат о Троице закреплен на 1-м (325 г.) и 2-м (382 г.) Вселенских соборах.
В 4-ом веке христианство стало государственной религией Римской империи и постепенно распространилось по всему миру.
